Кем я стану, когда вырасту?

— Здравствуйте, меня зовут Надя, и я художник.
— Здравствуй, Надя! — раздается хор голосов в моей голове.
Собрание анонимных художников. Разве нет еще такого? Я бы могла его возглавить.

Лет пять даже не могла произнести эти слова вслух. Художник, кто — я? Нет. Художники — это те, кто маслом пишет «Утро в сосновом лесу» или море как у Айвазовского. Это те, кто родился в бархатном берете и засыпает в обнимку с палитрой. Кто с закрытыми глазами нарисуют додекаэдр во всех проекциях. И это точно не я. Пусть я и рисую. И участвую в выставках. И вступила в Союз художников…

Для чего написана эта статья

Чтобы разобраться в противоречиях в своей голове, я написала эту статью — как филолог по образованию (в этом я признаюсь с необычайной легкостью), привыкла все обсуждать в письменном виде, со сносками и ссылками на авторитетные источники. Статью о том, как много мы вкладываем в слова и как трудно эти слова приладить к самим себе, к тому, кто мы есть, что мы делаем, чего хотим и куда идем. Как реальный путь и путь воображаемый расходятся и вновь сходятся под странными углами, чтобы привести нас в конце концов к себе самим. Надеюсь, что этот опыт будет интересен тем, кто также сомневается в себе и ищет, кем является на самом деле.

Как я дошла до жизни такой

В августе этого года в музее Ахматовой прошла моя первая персональная выставка под названием «Волшебный город». За плечами филфак, я работала журналистом и редактором, писала и всегда имело дело с буквами и словами — как же так? Откуда и почему?

В детстве я рисовала с удовольствием, как и большинство, наверное. Мне особенно нравилась акварель по мокрому, потому что сразу получались красивые разводы. До сих пор помню свой альбом с рисунками — на одном был подводный мир, яркий и удивительный… Потом, когда мы переехали, оказалось, что рядом с обычной школой в нашем сквере стоит и художественная. Моя соседка по парте ходила туда, и я ей втайне завидовала. Но мне почему-то не приходило в голову попросить родителей отвести меня тоже или пойти самой. Видимо, мне казалось, что для этого нужно иметь что-то, чего у меня нет. В классе были и другие рисующие люди. Помню, как восхищалась на расстоянии, хотя и сама разрисовывала тетрадки по биологии разноцветными карандашами, изображая строение кольчатого червя или систему пищеварения голубя. Но это не шло в зачет.

Жить с художником

Потом, спустя годы после школы, я встретила своего будущего мужа Юрия Селиванова. Профессионального монументалиста, делающего десятиметровые скульптуры и шестиметровые картины. Такого, который в сознании большинства окружающих и является «настоящим художником», то есть может нарисовать что угодно и очень похоже (если захочет).

Но это не значит, что я сразу схватилась за кисточку и полтора десятка лет брала у него бесплатные частные уроки (хм, а может, стоило бы?). Мы закатывали сумасшедшие вечеринки, путешествовали, коллекционировали странности с блошиных рынков и прочее, и прочее. При этом я то раскрашивала жестяные банки, то делала коллажи на дверце шкафа, то шила подушки из остатков бархата, то устраивала подружкам фотосессии в ретро-шляпках — казалось бы, ничего общего с рисованием? Но видимо, в какой-то момент я уже так расслабилась и так поверила, что возможно все, что в один прекрасный летний день позвала Юру… пойти на пленэр.

Тут нужно сделать отступление — Юра и пленэр это две вещи несовместимые. Он создает свои картины всегда в мастерской, после долгой работы над коллажами,   скрупулёзно подбирая оттенки и выверяя детали. Но тем не менее я его уговорила, и мы пошли.
Взяли пастель, цветную бумагу, картонки и сели на ступеньках у здания Публички на Фонтанке. Студенткой филфака я провела там немало часов в читальном зале вместе с другими русистами. Через час я показала свою работу. Она появилась просто и легко, я не задумывалась ни о чем, и именно это состояние поразило меня больше всего. Юра же… молча убрал свой пейзаж и сказал мне: «Ты просто гений! Тебе надо обязательно рисовать! Завтра пойдем снова».
Эта картина перед вами. И это было началом.

Мифические художники

Когда мы оглядываемся назад, то во всем видим логику, угадываем какие-то знаки и ужимки судьбы, и по ним выстраиваем связную историю своей жизни. А когда ты находишься в гуще процесса, варишься внутри котла, и снизу уже начинает нагреваться, у тебя в голове только паника, и никакой связности.

Так вот, когда я пытаюсь проследить собственную историю — получается, что все годы до того, как я начала рисовать, и даже до того, как познакомилась с мужем, я постоянно бывала на выставках и общалась с художниками.
Сначала — благодаря работе в отделе культуры газеты — я несколько лет посещала буквально все выставки, что открывались в городе, от крупных проектов Эрмитажа и Русского музея, до камерных, скажем, в музее Кукол, от современных до исторических, от скандальных до безмерно скучных. У журналиста, особенно в ежедневном издании, логика простая: надо делать материал — смотришь выставку, читаешь пресс-релиз, и сразу нужно выдавать готовый текст в номер, на все про все у тебя несколько часов, как правило. Пришел — увидел — написал. Но насмотренность мою это серьезно повысило.

Потом я стала общаться с художниками уже на дружеских началах, бывать в мастерских, ходить в гости, видеть работу в процессе, говорить об искусстве и не только, знакомиться в поездках, в других городах и странах, видеть выставки тех, кого уже знаешь лично.

Это прикосновение к обычной жизни художников снимает пелену мифов с глаз и позволяет увидеть все проще — и сложнее, конечно. Ведь если у тебя в семье или среди близких друзей никто не занимается искусством, в твоей голове скапливается масса представлений, плохих (все эти Пикассы пьют и курят) или прекрасных (к ним по расписанию прилетают музы и творят они всегда в порыве вдохновения), но не имеющих отношения к реальности. Эти мифы касаются всего — образа жизни, методов работы, заработков и уровня жизни, любви и семейных отношений. А художники мифологизированы, пожалуй, сильнее всего среди творческого народа, хотя тут можно поспорить, конечно.

Если вкратце — художники бывают любыми, как банкиры или водопроводчики, спортсмены или врачи. И хотя среди банковской прослойки или в среде сантехников есть определенные повторяющиеся маркеры, тем не менее это не делает их всех одинаковыми людьми. Это касается как работы, так и жизни. И это очень освобождает. Потому что для того, чтобы быть художником, тебе не надо постоянно носить берет или отрастить бороду, ты не должен беспробудно пить и бросить жену, не обязан отрезать ухо или быть несчастлив в личной жизни, странствовать без приюта, рисовать только закаты, рисовать только с натуры, использовать лишь масляные краски, ограничить свою палитру пятью красками, не использовать чёрный цвет, всю жизнь придерживаться одного и того же стиля и так далее (подставьте сюда любой из мифов, что еще живет в вашей голове)!

Если вернуться к началу — то логика проста: окружение делает тебя. Смотреть на искусство, обсуждать искусство, писать об искусстве, видеть людей искусства — любых, разных, всяких — и общаться с ними… Наверное, у меня не было другого выхода. И также это можно спроецировать на любую сферу деятельности. Вас интересует дайвинг? Банковское дело? Филателия? Погрузитесь в это с головой, и это принесет свои плоды.

Хочешь быть кем-то? Притворяйся!

Этот совет из известной книги Остина Клеона я использовала по полной, и сама не поняла, как так получилось. Даже до того неожиданного пленэра на Фонтанке были другие шаги, когда я просто притворялась художником, и сама не принимала это всерьёз.

Еще в 2006 году мне попалась информация про конкурс скульптур «Арт-Поле», который проводила известная московская галерея. Предложила мужу поучаствовать, а он подписал меня придумывать свой проект, за компанию. За один вечер написала историю о том, как в далеком будущем в поле, среди густой травы находят остатки гигантской полуразрушенной клавиатуры — огромные кнопки Schift, Enter и так далее. Этакий Стоунхедж конца 20-го столетия… Я ж филолог, журналист, начинаю с текста. Рисовать не умею — сделала детский коллаж, на котором буковки из клавиатуры приклеила на траву, вырезанную из журнала. И к нему — чертёж карандашом, с размерами, каждая клавиша метр на полтора. В итоге мой проект выбрали для реализации, Юрин — нет. Это было чистое везение, честно говоря, поскольку оказалось, что темой выставки были как раз цифровые технологии, и моя клавиатура пришлась кстати.

С галереей я общалась по почте. Они без меня отлили скульптуры из бетона и установили, а я даже на вернисаж в итоге не попала и объект свой вживую так и не увидела, потому что у нас было запланированное путешествие в Европу. Потом в интернете нашла несколько фотографий. Выглядело прикольно. Но я не сделала из этого никаких выводов.

В другой раз история была серьезнее. Друзья позвали нас поучаствовать в арт-семинаре за границей. Приглашались туда, конечно, только художники. Им предоставлялось жильё, питание, материалы для работы. Неделю ты жил в прекрасном месте, работал, делал искусство, в конце — выставка и конкурс созданных картин и объектов. Если ехал сопровождающий — ему уже приходилось все оплачивать. В итоге я подала резюме как художник. Включила туда уже случившуюся выставку в Москве Арт-Поле, а также несколько проведённых вместе с Юрой вечеринок-перформансов. Нас обоих взяли. Я себя чувствовала Остапом Бендером и Кисой Воробьяниновым в одном флаконе, но деваться было уже некуда.

На семинаре Юра делал объекты из старого металла. Ездил на свалку, набрал целый автобус разных железяк и варил их во дворе. Создал два кинетических объекта — Король и королева. Я рядом на траве сложила из кусочков других железяк свой объект под названием Семья: родители, ребенок и такса на поводке. Даже сварила их сама, под руководством опытных товарищей, конечно. Наши работы стояли на выставке в музее. Юрина взяла первый приз за скульптуру. Моя просто поучаствовала. Работы остались в музее, теперь выставляются.

Считала ли я себя в тот момент художником? Нет. Строила ли серьезные планы? Нисколько. Это было просто веселой игрой, и возможно, именно поэтому давалось так легко. Объекты я придумывала за один вечер и нисколько в них не сомневалась. А потом мгновенно забывала о своих притязаниях. Ведь на самом деле я с детства мечтала стать писателем, и это было самым большим секретом и источником страхов в моей жизни.

Писатель vs читатель

Да, я мечтала писать. И не писала. Я перечитала миллион художественных книг, я работала как журналист и могла написать читаемую статью на любую тему, от истории водосточных труб до каталога дореволюционных ветеринарных лечебниц, но мечтала стать настоящим писателем. Таким, кто создает серьезную художественную литературу, издается большими тиражами и получает литературные премии. На самом деле, я даже не пыталась анализировать, каким именно хочу стать писателем — и не рефлексировала, какие они бывают. Ведь это же страшно. Страшно сформулировать поточнее свою мечту, потому что потом придется действовать. А будешь что-то делать — вполне возможно, у тебя ничего не получится, так что гораздо спокойнее и безопаснее даже не начинать! Поэтому я заводила блог и бросала его. Писала раз в год и даже никому не показывала написанное. Так и жила год за годом. Даже перейдя из газетной журналистики в журнальную, получив больше свободы и начав потихоньку создавать какие-то рассказы (конечно, в стол, нигде их не публикуя), я опасалась даже заикнуться самой себе о том, чего мне на самом деле хочется.

Книги не только для чтения

Гораздо безопаснее, чем писать самой — читать о том, как писать надо. Я прочитала сотни книг по писательскому мастерству, про вдохновение и творчество. Сейчас таких книг просто море, а еще лет пять-семь назад их было переведено и издано не так много, тема не стала такой популярной и модной, а то я бы, наверное, читала их до сих пор и не смогла закончить.

Сдвинули лавину с места, пожалуй, «Путь художника» Джулии Кэмерон и «Мечтать не вредно» Барбары Шер. Не потому, что я их прочитала, а потому, что начала по ним действовать. Оба автора зацепили меня личными историями — о том, как они сами были в ступоре, не могли найти свой путь и откровенно говорили о своих ошибках и о том, как искали себя.

Поверив автору, я пошла по «Пути художника» от начала до конца, делая задания. Одни были простыми, другие сложными, какие-то я так и не сделала. Я стала писать утренние страницы (те самые, которые многие ругают, а другие превозносят) — правда, они бывали у меня то дневными, то вечерними, и довольно быстро исказилась сама их идея, и я перешла на ведение обычного дневника. Это оказался более привычный для меня формат, дневники я вела с подросткового возраста, потом забросила, а тут вспомнила и осознала, что такой способ осознания себя для меня работает.

Лучше всего у меня прижилась техника «Свидание с собой» — когда раз в неделю нужно просто в одиночестве сходить куда-то, где тебе интересно и радостно, неважно, музей это или магазин обуви. Это упражнение я практикую уже много лет, и она действительно  помогает мне наполниться, поддерживает уровень творческой энергии и просто радости жизни.

От Барбары Шер мне осталась привычка планировать большие дела с конца, уверенность в том, что есть множество моделей работы, кроме тех привычных, что мы видим вокруг, и создание нужного окружения.

Я продолжаю читать много разных книг и про творчество, и про писательство, и очень благодарна их авторам (к слову, предпочитаю покупать книги в бумажном виде, чтобы выразить свое спасибо материально), но просто чтение, в моем случае, превращалось в сублимацию действия. Я питала иллюзии, что вот следующая книга обязательно откроет мне какой-то волшебный секрет, как наутро проснуться всезнающим и успешным писателем. Но такой книги не существует. Никто не пройдет твой путь за тебя. Никто не совершит за тебя твои шаги, ошибки и не получит опыт, перевязанный голубой ленточкой. Мне понадобилось лет десять неделания и чтение полусотни книг — но я об этом уже не жалею.

Художник + писатель

А как же искусство? Куда делись картины? После пленэра на Фонтанке я стала рисовать, и очень много. Первым моим порывом было, конечно, пойти куда-нибудь поучиться. Ведь я думала, что рисовать не умею. И здесь свою роль сыграло наличие рядом профессионала. Юра убедил меня, что учиться в традиционном смысле (начиная с рисования кубов и правил штриховки) мне не нужно ни в коем случае — это уничтожит мою индивидуальность. Моя учеба состояла в том, что я начинала и заканчивала картины, рисовала с натуры, пробовала разные материалы, техники, форматы, ходила на пленэры, вела скетчбуки — словом, делала все то, что делают художники. Чтобы поверить в это, у меня ушло еще несколько лет. Я уже создала несколько десятков больших пастелей формата А0 (70х100 см), потом делала работы на холстах 1,5х2 метра, поучаствовала в групповых выставках, вступила в секцию графики Союза художников, даже получила первый приз на триеннале графики — прежде чем стала немного доверять самой себе.

Первое время это было все то же притворство. Я начинала в шутку, а во время самой работы научилась отдаваться интуиции, делать то, что хочется, даже баловаться и играть. Критику и анализ включать в самом конце, и верить, что все можно исправить, а если нельзя — то так тому и быть. Значит, эта ошибка пригодится мне в следующий раз, и я еще скажу ей спасибо. То, чего я никак не могла сделать с писательством — стало осуществляться в картинах.

Я стала действовать, работать и идти шаг за шагом. Мне не было страшно, я же не мечтала никогда стать художником!

Но самое смешное состоит в том, что когда я получила этот позитивный опыт в рисовании, то смогла перенести его и на писательство. Через год после вступления в Союз художников, я поучаствовала с подборкой эссе про Петербург в конкурсе молодых писателей «Дебют», и мой цикл «Времена го(ро)да» даже вошел в лонг-лист, а потом был частично опубликован в московском журнале «Гвидеон». Еще через год я стала соавтором альбома «Влюбленным в Петербург» — моя подруга фотограф выпустила книгу фотографий о городе, а я написала к нему цикл эссе и все подписи. И у меня на полке наконец появилась книга, где моя фамилия значилась в списке авторов. Параллельно я поучаствовала в NaNoWriMo — ноябрьском писательском марафоне, и успешно прошла его, написав 50000 слов за месяц. Потом еще около года работала над получившимся черновиком романа, и пока он отложен до лучших времен, но теперь я знаю, что могу создать большой текст.

И все-таки для меня все оставалось по-прежнему: я не чувствовала себя ни писателем, ни художником. Не писатель — потому что это были всего лишь неоконченный роман, эссе и подписи! Не художник — потому что… какой же я художник!

Плюс ребенок, минус лишнее время

А потом у нас с мужем родился ребенок, и времени на теоретические размышления не осталось. Когда прошли первые месяцы молочно-пелёночно-прогулочной кутерьмы, позади остались рифы младенческих колик и заливы бессонницы, я обнаружила, что мне уже совсем не хочется размышлять, кто я и что я. Мне просто нужно организовать себя и своё время так, чтобы была возможность хотя бы десять минут в день делать что-нибудь, кроме работы мамой. Иначе я не чувствую себя человеком.

Не всегда это получается, и не всегда даётся легко. Тем более ребенок — это не константа, а переменная со множеством данных. Сегодня он еще кулёчком лежит в шезлонге, а завтра ползает с космической скоростью, послезавтра хватает все со стола, а еще через день вообще заболел. Так что выжить возможно, только если четко фокусируешься на том, что тебе в этой жизни необходимо. Неважно, что это — процедуры по уходу за собой, спорт, чтение, просмотр сериалов, работа или просто полежать звездой на диване — все своё время, случайно образовавшееся или специально выдавленное по капле, ты посвящаешь именно этому, иначе оно, как в сказке про Золушку, превратится все в ту же «тыкву», то есть бесконечные детско-домашние дела.

Для меня такой целью оказалось рисование, и именно им я занималась в свободное время. Спустя пару лет я поняла, что к рисованию каким-то волшебным образом присоединяется писательство, потому что свои истории я теперь вижу в двух измерениях — словесном и иллюстративном. И рассказы превратились в книжки с картинками, то ли комиксы, то ли книги художника. Но за определениями я не гонюсь — мне жалко тратить время, которого по-прежнему мало. Ведь книги нужно еще и сверстать, нужно научиться их печатать и продвигать, словом, работы невпроворот.

Итого

В августе 2016 года у меня состоялась первая персональная выставка в музее Ахматовой. Это было очень приятно и волнующе. Честно говоря, я по-прежнему не считаю, что я кем-то стала, потому что кто-то — это не корочка ВУЗа, не строчка в резюме, и даже не список выставок или лист опубликованных книг. Кто-то — это просто я сама, мой путь, со всеми его ответвлениями, тупиками, долинами и взгорьями, по которому я продолжаю идти. И я не знаю, куда он заведёт меня завтра, и это очень бодрит. Не хочется ограничивать себя рамками и натягивать на себя определения, которые завтра мне окажутся не нужны.

…Так я думаю в позитивные моменты, во времена же спада по-прежнему мучаюсь тем, что я недо- и не-. Но в это время меня поддерживают мысли, что это пройдёт. А пока есть свободные полчаса я пойду лучше покрашу фон для следующей картины или напишу пару абзацев. Держаться мне помогают и истории, которые я нахожу вокруг — в книгах, фильмах, биографиях. Именно поэтому я написала свою — вдруг она поможет кому-то, кто так же, как и я, заплыл в залив отчаяния и не видит берегов. Они есть, просто нужно плыть вперёд. И делать в реальности, а не в своем воображении. Сделать движение — выложить книгу на Ridero, придумать еще один комикс про Петербург, написать следующую картину. Этот рецепт работает.