-А скажи, - говорю, - он бил маму?
Он смотрит на меня поменявшимся взглядом, потом весь как-то темнеет и становится угловатым.
Когда-то он приходил ко мне постоянно и я почему-то любила его принимать.
Он был, это чувствовалось, хорошим человеком. И непонятно, как в нём это уживалось: совершенно острый, ироничный ум, подкреплённый двумя высшими образованиями; хватка; бизнес, приносивший весьма нормальный доход. И алкоголизм. Крепкий, даже надрывный, который - он рассказывал - всю жизнь пытается хоть как-то держать под контролем, зашивания, капельницы. Но не всегда удаётся.
Такой алкоголизм, знаете, когда человек пьёт, потому что ему не за что больше уцепиться и его тянет вниз.
И это видно. Это было понятно мне, а я острый эмпат. Да и я с ним много общалась.
Не из удальства такой алкоголизм - есть там примесь прошитой внутрь боли.
Он всегда сильно пил, сколько я его помню. Он пил у меня, приходя за платной любовью, которую, впрочем, дарил мне он. Наверное поэтому я любила, когда он приходил. Я с ним не работала.
Он пил, когда мы однажды на целых четыре дня зависли у него и денег, кроме тех первых двух часов, после которых мы внезапно решили ехать к нему, я не взяла. То есть, о них уже и речь не шла. Просто мы вдруг, на каком-то порыве, поехали к нему, так получилось, и зависли на четыре отличных дня, и, в общем-то, даже не трахались. Но мы хорошо провели время.
Он говорит, что пил всю жизнь.
Я, так случилось, знаю и его брата. Брат не пьёт. Совсем. Молодой красивый мужчина, он тих и вежлив, он совершенно неживой. Ощущение человека под стеклянным колпачком. Я не уверена, что там есть чувства.
Последний раз мы виделись года три назад.
Он позвонил мне совершенно для меня внезапно, сказал, Кать, а что ты делаешь, я тут о тебе все последние дни чего-то думаю, приезжай, посидим.
Он знает, что я не работаю уже, но так бывает: чувствуешь, кому ты можешь позвонить. Просто так.
Мы сидим у него и, конечно, пьём. Он сменил обстановку в доме. Я реально рада его видеть. Он рассказывает, как дела, потом, часа через три, вдруг почему-то начинаем говорить про его семью, про родителей. Я помню, он обмолвился когда-то давно, что там не всё ладно.
Мы сидим, он рассказывает про город на Дальнем Востоке, куда его мать, схватив отца, увезла подальше от любовницы.
Про то, как мать начала пить. А отец ушел из семьи тогда и был с очередной любовницей, уже с другой, и два маленьких брата, шести и двух, он и младший, стоят босиком на лестнице и не могут попасть домой.
Отец вернулся потом, конечно. Ходил всю жизнь. И мама всю жизнь за него боролась. И пила.
-Ваня видел больше меня, - говорит он про брата, - Ване больше досталось. Я потом к бабушке ушёл, а отец в очередной раз вернулся. Ваня... он, да, ты права, он каменный.
-Папа бил маму, да? - спрашиваю я. Хотя, в общем, знаю ответ.
-Мама мне рассказывала, - помолчав говорит он, - мне четыре года, и я стою вот так с табуреткой, между ним и мамой, и кричу: "Не бей маму!" Это мама сама мне рассказывала. Да, Кать... я и сам много чего помню.
Из двух маленьких братьев выросли двое мужчин. Один беспробудно пьёт, запивая всё, что видел. Второй, совсем ледяной, тоже пытается забыть.
Бывают такие жизни. Мама и папа. Мама спасает семью.
А надо спасать детей.
________
© Екатерина Безымянная
Комментарии (0)