Равнодушные нации, рабская психология, утраченная нравственность?

Когда происходят какие-то резонансные события в обществе, связанные с темами морали и нравственности (затрагивающие всё общество), очень часто реакции людей бывают такого типа:

А) Осуждение всей нации/страны скопом за то какое-то аморальное/безнравственное деяние, которое совершают некоторые её представители. Нередко включает в себя самобичевание ("да, мы все ничтожества!").
Б) Оправдание аморального/безнравственного поведения представителей этой нации или социальной группы/класса (при этом за подобное же представителей чужих наций часто осуждают).
В) Самоутверждение представителей других стран (по принципу «а вот у нас такого просто не может быть!», «из нас выветрился рабский дух, а из вас – нет!» - реальные комментарии).

Большинство подобных реакций основано на игнорировании ситуативных факторов и преувеличении внутрипсихологических («люди в этой стране поступают не потому, что в стране есть факторы, способствующие такому поведению, а потому, что сами люди в этой стране испорчены и порочны»). В связи с этим приведу один большой, но очень интересный с психологической и культурологической точки зрения фрагмент из книги Э.Озноса «Век амбиций. Богатство, истина и вера в новом Китае».  Как раз про резонансные события и рефлексию над ними – на примере Китая.  Мои комментарии/сокращения выделены отдельно и в скобках, для удобства восприятия.  Все фотографии реальные, отражают события и людей, описанных в тексте.

«В жизни каждой страны бывают моменты, когда люди останавливаются, оценивают свои поступки и задумываются, не сбились ли они с пути. Для китайцев один из таких моментов пришелся на полдень 13 октября 2011 года в южном городе Фошань.

(В этот день продавщица Цу Фэйфэй возвращалась с работы домой вместе со своей двухлетней дочкой по имени Юэюэ, которую соседи называли не иначе как Малышка Юэюэ. Жизнь в городке Фошань была устроена так, что эта маленькая девочка частенько ходила по соседям сама, одна, и родителей это не сильно беспокоило – соседи рады были принимать малышку. Но вот 13 октября 2011 девочка вместо соседей выбралась на проезжую часть… ).

В 17.25 Ма­лыш­ка Ю­эюэ ог­ля­нулась че­рез пле­чо и еще ус­пе­ла уви­деть приб­ли­жа­ющий­ся мик­ро­ав­то­бус. Ху Цзюнь по­чувс­тво­вал лег­кий тол­чок – нас­толь­ко лег­кий, что он ре­шил: под ко­леса по­пал ме­шок тряпья или кар­тонная ко­роб­ка. Он не ос­та­новил­ся.

Ма­лыш­ку Ю­эюэ пе­ре­еха­ло дваж­ды: сна­чала пе­ред­нее ко­лесо, по­том зад­нее. Она ос­та­лась ле­жать за гру­дами то­вара и поч­ти не ше­вели­лась. Че­рез двад­цать се­кунд к ней по­дошел муж­чи­на в бе­лой ру­баш­ке и тем­ных брю­ках. Он взгля­нул на ре­бен­ка, ос­та­новил­ся… и от­пра­вил­ся по сво­им де­лам. Еще че­рез пять се­кунд про­ехал мо­тоцик­лист. Он обер­нулся, но да­же не при­тор­мо­зил. Че­рез де­сять се­кунд про­шел дру­гой муж­чи­на. Че­рез де­вять се­кунд по­явил­ся мик­ро­ав­то­бус – и то­же пе­ре­ехал Ма­лыш­ку Ю­эюэ.

Лю­ди дви­гались ми­мо: нек­то в си­нем пла­ще, мо­тоцик­лист в чер­ной фут­болке, ра­бочий, гру­зив­ший то­вар на пе­рек­рес­тке. Муж­чи­на на мо­тоцик­ле пос­мотрел на нее и ска­зал что-то вла­дель­цу ма­гази­на, преж­де чем оба в спеш­ке уда­лились. Че­рез че­тыре ми­нуты пос­ле на­ез­да (один­надца­той) прош­ла жен­щи­на, ве­дущая за ру­ку ма­лень­кую де­воч­ку. Она вла­дела ма­гази­ном поб­ли­зос­ти и то­же заб­ра­ла дочь из шко­лы. Она ос­та­нови­лась, спро­сила ла­воч­ни­ка о ре­бен­ке на до­роге и убе­жала, уво­дя дочь. Все про­дол­жи­ли свой путь: мо­тоцик­лист, пе­шеход и ра­бочий из ма­гази­на на уг­лу.

В 17.31, че­рез семь ми­нут пос­ле то­го, как де­воч­ку сби­ли, по­дош­ла не­высо­кая жен­щи­на – во­сем­надца­тая – с па­кета­ми пус­тых ба­нок и бу­тылок. И ос­та­нови­лась. Она бро­сила па­кеты и по­пыта­лась под­нять Ма­лыш­ку Ю­эюэ. Ре­бенок зас­то­нал, а его те­ло об­висло. Эта по­жилая жен­щи­на, Чэнь Сянь­мэй, бы­ла нег­ра­мот­ной и, что­бы за­рабо­тать на жизнь, сда­вала му­сор и ме­тал­ло­лом. Она от­та­щила де­воч­ку к тро­ту­ару и ог­ля­делась. Она по­дош­ла к бли­жай­ше­му про­дав­цу, но тот был за­нят. Дру­гой ска­зал: “Это не мой ре­бенок”. Чэнь бро­силась в дру­гой квар­тал и там встре­тила Цу Фэй-фэй, ис­кавшую дочь. Мать под­ня­ла Ма­лыш­ку Ю­эюэ и по­бежа­ла до­мой (после чего они бросились в больницу).

Вра­чи об­на­ружи­ли, что у Юэ рас­ко­лот че­реп и серь­ез­но пов­режден мозг. Сна­чала жур­на­лис­ты соч­ли это про­ис­шес­твие за­уряд­ным, но пос­ле уви­дели ви­де­оза­пись. Сю­жет о сем­надца­ти про­шед­ших ми­мо лю­дях стал рас­простра­нять­ся и выз­вал по­ток са­мо­об­ви­нений. Пи­сатель Чжан Лиц­зя спра­шивал: “Как мы, на­ция 1,4 мил­ли­ар­да хо­лод­ных сер­дец, мо­жем пре­тен­до­вать на ува­жение и на роль ми­рово­го ли­дера?” Ви­де­оза­пись пос­то­ян­но пов­то­ряли по те­леви­дению и в ин­терне­те, как мо­рали­те об очерс­тве­нии в боль­шом го­роде. Для мно­гих этот слу­чай крис­талли­зовал ощу­щение, что ве­ликое со­рев­но­вание (в погоне за успехом) ос­тавля­ет са­мых у­яз­ви­мых лю­дей Ки­тая за бор­том. Он рас­пе­чатал ко­лодец кол­лектив­ной ви­ны – за мла­ден­цев, за­болев­ших от от­равлен­но­го мо­лока, за по­гиб­ших в шко­лах де­тей, а так­же за рав­но­душие к нез­на­ком­цам. Не­задол­го до это­го га­зеты со­об­щи­ли о смер­ти вось­ми­деся­тивось­ми­лет­не­го муж­чи­ны, ко­торый упал в про­дук­то­вом ма­гази­не и зах­лебнул­ся кровью, по­тому что ник­то не по­мог ему пе­ревер­нуть­ся.

Поч­ти все, кто прош­ли ми­мо Ма­лыш­ки Ю­эюэ, нас­та­ива­ли, что ни­чего не ви­дели – кро­ме од­ной: Линь Цин­фэй, ко­торая шла ми­мо со сво­ей до­черью. Жен­щи­на рас­ска­зала жур­на­лис­там: “Она пла­кала очень сла­бым го­лосом… У вхо­да в ма­газин сто­ял мо­лодой че­ловек. Я спро­сила, его ли это ре­бенок. Он по­качал го­ловой и ни­чего не от­ве­тил. Моя доч­ка ска­зала: “Та де­воч­ка вся в кро­ви’. Я ис­пу­галась и ута­щила дочь”. Ког­да Линь доб­ра­лась до собс­твен­но­го ма­гази­на, она рас­ска­зала му­жу о том, что ви­дела, но тот был пог­ру­жен в ра­боту. “Ник­то не ре­шал­ся кос­нуть­ся ее, – ска­зала Линь, – так как мог­ла я?”

Родители Малышки Юэюэ подумали, что дочь может получить лучший уход, если они обратятся в одну из элитарных клиник. На рынке они подошли к мигранту из Шаньдуна. Тот связал их с другим мигрантом, владельцем магазина “Король абразивов”. Это был бывший военный, и он смог добиться отправки ребенка в реанимационное отделение армейского госпиталя в соседнем Гуанчжоу. Он видел запись: “Я узнал многих из тех, кто прошел мимо и не остановился”. Когда он спрашивал их об этом, они отвечали: “Это не твой ребенок! Что ты лезешь не в свое дело?”

Маленькая Юэюэ в конце концов умерла от полиорганной недостаточности.

(Равнодушные, черствые китайцы, да у нас такого быть не может? Не торопитесь с выводами…)

В но­яб­ре 2006 го­да в Нан­ки­не по­жилая жен­щи­на упа­ла на ав­то­бус­ной ос­та­нов­ке, и мо­лодой че­ловек по име­ни Пэн Юй ос­та­новил­ся, что­бы по­мочь ей доб­рать­ся до боль­ни­цы. При­дя в се­бя, она об­ви­нила рас­те­рян­но­го Пэ­на в сво­ем па­дении, и судья зас­та­вил его вып­ла­тить бо­лее се­ми ты­сяч дол­ла­ров. При­говор опи­рал­ся не на до­каза­тель­ства, а на “ло­гику”: Пэн ни­ког­да бы не по­мог, ес­ли не ис­пы­тывал бы чувс­тво ви­ны.

Этот при­говор стал сен­са­ци­ей. Чем силь­нее я ин­те­ресо­вал­ся судь­бой Ма­лыш­ки Ю­эюэ, тем ча­ще встре­чен­ные мною ки­тай­цы го­вори­ли о “де­ле Пэн Юя”. Лю­ди рас­ска­зыва­ли по­хожие ис­то­рии, и мо­раль бы­ла всег­да од­на: мож­но ли­шить­ся да­же то­го нем­но­гого, че­го вы дос­тигли. Пос­ле то­го, как мо­лодо­го че­лове­ка по име­ни Чэнь лож­но об­ви­нили в при­чине­нии вре­да ве­лоси­педис­ту, он ска­зал жур­на­лис­там: “Не ду­маю, что ста­ну ко­му-ни­будь по­могать в та­кой си­ту­ации”.

Ан­тро­полог Янь Юнь­сян изу­чил двад­цать шесть ис­то­рий “доб­рых са­мари­тян”, ко­торые ста­ли жер­тва­ми вы­мога­тель­ства со стороны тех, кому они помогли, и об­на­ружил, что в каж­дом слу­чае ми­лиция и су­ды об­ра­щались с доб­ро­хота­ми как с ви­нов­ны­ми, по­ка не бы­ло до­каза­но иное. Ни в од­ном из двад­ца­ти шес­ти слу­ча­ев вы­мога­телю не пот­ре­бова­лось пре­дос­та­вить сви­дете­ля, и ни один вы­мога­тель не был на­казан – да­же пос­ле то­го, как не­винов­но­го оп­равды­вали.

Ког­да лю­ди уз­на­ли о Ма­лыш­ке Ю­эюэ, Чэнь Сянмэй (на фото), которая ста­ла мес­тной зна­мени­тостью. Фо­тог­ра­фы сни­мали ее в по­ле, что­бы под­чер­кнуть ее скром­ное про­ис­хожде­ние, хо­тя она пы­талась убе­дить их, что сей­час не вре­мя для сбо­ра уро­жая. Она по­лучи­ла шесть приг­ла­шений в Пе­кин на офи­ци­аль­ное чес­тво­вание “доб­рых дел”, но эта по­ез­дка при­нес­ла од­ни не­удобс­тва: “Я не мог­ла по­нять, что мне го­ворят, а лю­ди не мог­ли по­нять, что го­ворю я” (Чэнь говорила на специфическом диалекте китайского языка).

Мес­тные чи­нов­ни­ки и пред­ста­вите­ли час­тных ком­па­ний хо­тели сфо­тог­ра­фиро­вать­ся с ней, и Чэнь по­лучи­ла око­ло три­над­ца­ти ты­сяч дол­ла­ров в ка­чес­тве воз­награж­де­ния. Но ис­то­рия при­няла неп­ри­ят­ный обо­рот. Од­но­сель­ча­не Чэнь соч­ли, что она по­лучи­ла го­раз­до боль­ше. Со­седи ста­ли про­сить у нее в долг. Не­важ­но, что она от­ве­чала, – они про­дол­жа­ли нас­та­ивать. Они да­же поп­ро­сили ее пос­тро­ить до­рогу к де­рев­не.

Чэнь ска­зала мне, что бла­годар­на за день­ги, но пред­почла бы, что­бы мес­тная ад­ми­нис­тра­ция поз­во­лила вну­ку по­сещать шко­лу. У не­го бы­ла сель­ская про­пис­ка. Это не поз­во­лило ему хо­дить в об­щес­твен­ный дет­ский сад, и те­перь ро­дите­ли еже­месяч­но тра­тили семь­сот ю­аней на час­тную шко­лу.

Пос­ту­пок Чэнь имел стран­ные пос­ледс­твия и для ее сы­на. Не важ­но, сколь­ко раз он го­ворил кол­ле­гам, что не раз­бо­гател: лю­ди ре­шили, что у его ма­тери те­перь це­лое сос­то­яние. Ему да­же приш­лось уво­лить­ся. Те­перь ему на­до бы­ло про­водить за ру­лем мик­ро­ав­то­буса три­над­цать ча­сов в день, и это ока­залась луч­шая ра­бота, ко­торую он смог най­ти.

Со всей стра­ны при­сыла­ли по­жер­тво­вания для ро­дите­лей Ма­лыш­ки Ю­эюэ. Мес­тные школь­ни­ки прис­ла­ли бан­ку из-под пе­ченья, на­битую мел­ки­ми ку­пюра­ми. Жур­на­лис­ты из род­ной про­вин­ции от­ца де­воч­ки приз­ва­ли (из луч­ших по­буж­де­ний) ему зво­нить. За пять ми­нут Ван Чи­чан по­лучил пять­де­сят один про­пущен­ный вы­зов.

А в ин­терне­те ста­ла при­об­ре­тать по­пуляр­ность те­ория за­гово­ра: буд­то и ви­де­оза­пись, и де­воч­ка, и вра­чи – все ложь. Хан­на Арендт ког­да-то раз­гля­дела “осо­бен­ный вид ци­низ­ма” в об­щес­твах, склон­ных к “пол­ной и пос­то­ян­ной за­мене фак­ти­чес­кой ис­ти­ны ложью”. От­ве­том на это, пи­сала Арендт, яв­ля­ет­ся “аб­со­лют­ный от­каз приз­нать что-ли­бо прав­дой”. Пы­та­ясь по­ложить ко­нец слу­хам, отец приг­ла­сил жур­на­лис­тов пос­мотреть, как он под­счи­тыва­ет по­жер­тво­вания и кла­дет день­ги в банк. Но рас­сужде­ния о за­гово­ре не прек­ра­тились. К кон­цу ок­тября Ван уже от­ча­ян­но хо­тел из­ба­вить­ся от де­нег. Он по­жер­тво­вал их двум нуж­да­ющим­ся па­ци­ен­там, а по­том он и его же­на поп­росту от­ка­зались вы­ходить на ули­цу. Ро­дите­ли ви­дели дочь во сне: отец об­ни­мал ее или во­зил на спи­не; во снах ма­тери Ма­лыш­ка Ю­эюэ всег­да бы­ла в жел­том платье и сме­ялась.

Че­рез нес­коль­ко не­дель пос­ле смер­ти Ма­лыш­ки Ю­эюэ влас­ти Шэнь­чжэ­ня пер­вы­ми в Ки­тае при­няли ме­ры по за­щите “доб­рых са­мари­тян”, пе­рело­жив бре­мя до­казы­вания на об­ви­ните­ля и ус­та­новив на­каза­ние за лож­ный до­нос (от пуб­личных из­ви­нений до ли­шения сво­боды)… Конец истории.

Такая вот история. Тут переплетены личные качества людей, декларируемые и реальные ценности, спускаемые со стороны государства обществу, социально-экономическая структура, политический строй. Запредельный цинизм и презумпция виновности со стороны гос.органов вступает в союз с худшим, что есть в людях, поощряя уже их цинизм – и усиливая его же у тех же полицейских и чиновников. Замкнутый круг. И только широкая общественная рефлексия над тем, что происходит, иногда помогает этот замкнутый круг разорвать. Хоть чуть-чуть. А попытка обвинить всех скопом, проигнорировать событие или самоутвердиться («а мы вот не такие!») не помогут никак.